15 травня розпочнеться фестиваль дитячо-юнацької журналістики «Прес-весна на Дніпрових схилах» || Онлайн

прочитати українською

Алёна Алымова – ветер, который может ворваться в твою голову и устроить там качественный переворот, и ужас интроверта. Если у вас с ней – разные темпераменты, если твои эмоции стремятся к нулю, но встреча с Алымовой неизбежна, то у тебя – проблемы, потому что Алёна – это взрыв. Алёна Алымова – не только популярная актриса, звезда сериалов «Когда мы дома», «Гречанка» и других, но и известный режиссёр. Как эти два «я» в ней уживаются, наверное, она и сама не знает, а у её друзей вряд ли стоит об этом спрашивать: и так все в курсе, что Алымова умеет превратить разные истории в неожиданные и сделать из них кино. 

Только что Алёна закончила монтировать фильм «Цабр», съёмки которого начала в Израиле ровно 4 года назад, в сентябре 2012-го. Она снимала весь материал вместе с режиссёром Алёной Еляшович. Героиня Алёны Алымовой, её альтер-эго – девушка, которая путешествует по израильским городам. Она спрашивает у разных людей, что для них значит быть евреем. Наблюдает реакции, слышит увлекательные истории… И записывает их на камеру. Фильм – документальный, своеобразный vox populi, хотя Алёна в нём работает не просто как ведущая, но и как актриса. В совмещении документалистского и игрового подходов получилось познавательное авторское кино. Лента, которая дает всем зрителям возможность увидеть «нестандартный», человечный, живой Израиль. Перед тем как фильм отправится на разные кинофестивали, Алёна рассказала, что вдохновило её на работу с непростой темой еврейства. 

– Алёна, на эту тему вообще очень трудно думать и говорить, если это не касается тебя лично. Ты же своим присутствием в фильме «смешала карты» – фактически же ты нееврейка. При этом пройти мимо темы ты вряд ли могла, это ведь действительно история твоей семьи. Можешь ли ты согласиться с тем, что, раз ты – нееврейка, твое присутствие в кадре может показаться провокационным?

– Почему-то у нас, на территории СНГ, так зациклены на этом вопросе, что, если у тебя только папа еврей, значит, ты не еврей. Но это – внутреннее самоопределение. Я определенно чувствую связь с этим народом… Это часть меня. Если в общем смотреть на этот вопрос, евреи – это от слова «эвер» – переход. Из обычного состояния к Богу. Когда человек начинает познавать Творца, то он считается евреем. Любой, кто решил в своей жизни переходить из «животного», материалистического состояния на духовный путь, – такой человек называется евреем. Поэтому вот эти все вопросы с антисемитизмом – это всё, мне кажется, игры… Кому-то выгодные.

– Вот этот стереотип: мама – нееврейка, значит, ты – гой…

– Это так – по каким-то там законам, которые были приняты со временем, но изначально такого не было. Была какая-то причина: войны, и чтобы сохранить численность, считалось, что если женщина рождает ребенка, неважно, от кого, то он считается евреем. Не помню дословно, надо почитать…

– Это религиозный догмат?

– Да, это религиозный… Там и исторические предпосылки, в Израиле же это все очень связано. Например, там нет Конституции, вместо неё – Тора. Поэтому если мы говорим о еврействе и об Израиле, там эти вещи очень тесно переплетены.

– Есть такое, что ты там понимаешь: вот, эти люди – неевреи?

– Нет, такого нет. Это – многонациональная страна, марроканцы, эфиопы, европейцы… Ты никогда в жизни не скажешь, турист ли это, еврей ли. Я китайцев там встречала евреев. Кубинцев…

– Ну вот если человек приехал туда жить по каким-то причинам, и он – нееврей?

– Это проблематично, насколько я знаю. Даже если выходят замуж за местного, за израильтянина, это – долго делать документы, проверки очень серьёзные… Но я считаю, что – нормально, когда государство защищает себя. А в плане того, можно ли там жить – да пожалуйста, прекрасно! Если тебе подходит это место, почему нет? Многие евреи там не живут, потому что им не нравится климат. Или такое большое количество евреев на территории…

– Кино – получилась динамичная картинка, люди с удовольствием такое смотрят. А лично тебе зачем был нужен этот фильм, помимо профессиональных мотивов?

– Фильм – потому что он автоматически родился. У меня есть сорежиссёр, Алёна Еляшович. Я была в Израиле, и по скайпу рассказывала ей о приключениях, которые со мной происходили. И вообще, это же другая культура, другие традиции. Это было очень интересно. И она говорит: а давай сделаем такой фильм. И по мотивам моей собственной истории мы решили его снять. О девушке, которая узнает свое происхождение и едет в Израиль понять, что такое быть евреем. Но фактически, это – моя история, и это абсолютно искренне, и, наверно, это – просто поделиться и показать, что я там пережила.

– А для себя ответы нашла?

– Ответы… На самом деле настолько разные… Каждый человек, которого мы спрашивали, говорил что-то другое. Вообще, в Израиле любой человек – это отдельная история, о ком угодно можно снять документальный фильм. Потому что это – разные страны, представленные в одной. В нашем фильме это видно. Люди говорят: я из Польши, я из Бразилии… Действительно, можно сидеть в кафе, и из восьми столиков будет собран целый мир, разные континенты. Для меня это – внутренний ответ, ощущение, я не могу его вот так облечь в слова…

– Тебе было важно, когда вы снимали, получить какие-то впечатления об Израиле, или что-то понять для себя, соприкоснуться со всем этим?

– Очень важно! Все эти шаббаты: можно выйти и снимать фильм о конце света, потому что днём в субботу никого нет на улицах, ни один магазин не работает, никто не ездит… Сначала для меня это было тяжело, я вообще не понимала, как так можно… Ведь у нас привыкли: надо работать или пойти куда-то, все в движении. И я не понимала, как так! У меня было внутреннее возмущение. Там даже есть сайты – в субботу заходишь на них, они пишут: извините, мы в шаббат не работаем. Потом я поняла, в чём смысл: когда ты намеренно останавливаешься, погружаешь себя в затишье… Вот просто… И потом… В восемь часов вечера в субботу начинает всё открываться, работать, и это как будто новое дыхание. У меня столько идей там рождалось, не только насчет кино! Это очень правильно: чуть-чуть отодвигать себя от материального мира, замирать, чтобы потом с новыми силами опять вступать… Это очень классно, это невероятно. Есть момент, когда ты отделяешься, а не всё время бежишь, бежишь…

– Удивительно, что вот этот «стоп» есть именно в еврейской культуре, о которой говорят, что вот в ней-то заботиться о заработке, финансах, деньгах – это чуть ли не врождённое.

– Да… Мне кажется, именно поэтому они и зарабатывают! Потому что, действительно – не выдыхаешься, можешь спокойно провести это время…

– Израиль и тот опыт, который приобрели евреи в СССР, до того как уехать – как это соотносится в твоём сознании?

– Немалая часть состава первого парламента – люди из Союза. И Голда Меир, которая стала потом премьер-министром Израиля… Есть история, её воспоминания о том, как на Бессарабке заколачивают дверь её дома… И потом, кибуцы – это всё организовали выходцы из СССР.

– В этом смысле опыт СССР значим для Израиля?

– Да, потому что СССР – идея в чем была? В объединении. Все равны, социализм, в общем. А для построения нового государства это очень важно!

– Выходцы из Советского Союза что-то привнесли в израильскую жизнь?

– Конечно. Была ж ещё эта идея, что Израиль – это молочные реки, кисельные берега, или страна меда и молока. Евреи, которые приезжали – это же, в основном, интеллигенция: врачи, учителя отсюда, – они приезжали туда, в первые волны репатриации, – там была разруха. И они отстроили! Они обретали новые профессии, например, учились выращивать хлеб или делать вино: простые хозяйственные работы, для интеллигенции несвойственные. Советский Союз в этом сыграл свою роль.

– Отсюда люди ехали с ощущением, что они что-то оставляют, теряют, а туда приехали в новую жизнь…

– Слушай, я сейчас посмотрела фильм, дебют Натали Портман как режиссёра и сценариста. Посмотри, классный. Натали Портман родилась в Иерусалиме и в семь лет переехала в Нью-Йорк. И она сняла фильм «Повесть о любви и тьме» – там семья, она играет жену, они переезжают из Ровно в Израиль в начале Второй Мировой, и там обустраиваются… Это очень показательный фильм, она адаптировала книгу писателя Амоса Оза. Вроде он – сын выходцев из СССР, из Украины, получается. Там были свои трудности… Адаптироваться в стране… И Натали Портман это очень хорошо показала.

– Они ехали отсюда от чего-то «плохого», хуже некуда, а туда приезжают – и это какое-то обновление…

–  Не только «хуже некуда»… Евреи – их столько гоняли, что у них эта выживаемость – она во всём… Переезд – это движение к мечте! В 90-х годах отсюда уезжали по понятным причинам: потому что развалился Союз, и было неясно, что тут будет дальше. Это вообще такая нация, которая склонна к переездам… Всё время куда-то передвигаться…

– Но в 90-х многие из тех, кто перебрался в Израиль, вовлеклись в религиозную жизнь. А те, кто уехали тогда в Штаты – они были вынуждены адаптироваться к обычной американской жизни…

– Даже сейчас, уезжая в Израиль, можно надеть кипу. Я видела очень много таких примеров. И много людей именно из-за этого туда и едут. Есть же идея: что, когда все евреи соберутся на израильской земле, тогда придет Машиах. Есть люди, которые намеренно туда едут, ратуют за объединение всех евреев…  То есть, именно по идеологической причине. Есть те, кто едет за материальным улучшением… Можно всех понять. Знаешь, мне кажется, какая бы причина ни была во внешнем мире: «Я решила, что у меня будет больше зарплата», или «Я решила посвятить свою жизнь еврейству» – неважно, – есть гораздо более глубокие причины. Мы не одни в этом мире, есть еще Высшие Силы, которые нас куда-то подталкивают…

– Ты считаешь, чтобы сильнее чувствовать свою связь с этой силой, все же лучше быть в этой общности в Израиле? Или нет?

– Конечно, если там быть, гораздо легче, например, соблюдать шаббат или какие-то такие вещи, потому что там этого много, так живет страна. Неважно, где ты находишься, можно соблюдать и в Киеве, и в Нью-Йорке… Я знаю, что мой прадед – он хотел уехать в Нью-Йорк как раз. Не уехал, потому что у него было очень плохое зрение, и его не взяли на корабль… А его брата взяли. И я теперь могу понять, почему у меня есть такое стремление в Нью-Йорк. Я только недавно это осознала. Потому что мой прадедушка когда-то это хотел. А мне теперь, спустя поколения, хочется реализовать его мечту.

– Для еврейской молодежи вообще предлагается много разных программ, которые помогают развивать себя. Ты в некоторых из них участвовала. Как ты считаешь: к таким программам сейчас – пользовательское отношение, люди хотят только практического эффекта, или для кого-то это служит способом идентификации себя в еврействе?

– Неважно, какой мотив у человека! Как он к этому пришёл, как там оказался! Серьёзно! Можно придумать всё что угодно! Но просто там благодаря этим программам соприкасаешься с культурой и что-то новое в себе открываешь, это точно. Я не говорю, что всем всё нравится. Кому-то абсолютно не нравится! Кто-то говорит: никогда не поеду и не останусь. Но в любом случае это как-то очень влияет на жизнь. Я вижу по другим людям.

– Ну, просто поехать, поучиться, освоить какую-то специальность, приобрести навыки…

– Так не бывает. Все что-то проходят. Это – определенные сложности, испытания, разные вещи. От психологических до физических. Например, там очень жарко. Невыносимо жарко. Я после лета, проведённого в Израиле, вообще нигде больше лета не боюсь! Кому-то психологически трудно, потому что там – совершенно другой мир. Лететь – 2 часа 45 минут, а попадаешь в другое… Помню по себе: у меня был культурный шок. Потом к этому привыкаешь: сознание расширяется. Представь: твоё сознание расширяется – с этим же нужно как-то жить! Это нужно принимать! А тут – в один момент: выходишь из самолета – и всё другое! Сидишь в кафе – и вокруг белые, чёрные, жёлтые, разные, у каждого – свой характер. Притом, израильтяне очень открыто выражают эмоции. Поругаться – это за милую душу. Никто не будет там вести себя «а-ля прилично». Все – открытые. Они тебя очень радушно принимают или очень не радушно не принимают. Очень много таких вещей… Чувствуется это всё… Военные, которые упираются тебе в ногу дулом, когда ты выходишь из автобуса. И никто не обращает на это внимания: нормально, военные с автоматами ходят…

– В других странах люди тоже бывают очень эмоциональными… Чем Израиль особенный?

– Мне необязательно было сидеть там 10 месяцев, я могла уехать оттуда, но я захотела дойти до конца. Я люблю завершать дела. И, знаешь, как это сейчас модно: всякие психологические тренинги… Так вот для меня это был своего рода тренинг… Вызов… Я проходила там очень разные состояния… Для меня это было и очищение… И приобретение… Очень много иного опыта! Израильтяне – гораздо более открытые, даже больше, чем испанцы… Другой опыт. Они в Израиле по-другому относятся к женщине… Всё настолько разное… В двух предложениях это так не расскажешь… Понимаешь… Я приехала, и мне кто-то там говорил: «Тут люди такие открытые, они всем помогают, они открывают спокойно свои дома, двери…». Я не верила в это! Мы настолько привыкли в Украине жить закрыто… Сейчас, после Майдана, люди больше стали открываться. Но вообще…. У меня были съёмки в Черногории, и самолёт в Тель-Авиве приземлился поздно, в 2 часа ночи…

– …это когда ты попала в дом к незнакомой израильтянке?

– Да. Она говорит: «Слушай, у меня есть комната, ты можешь переночевать!» Это было для меня, реально, открытие! Потом мы с ней подружились, она приглашала меня на шаббат, мы общались… Мне сказали, что это благодаря военным делам, но вообще в нации это есть: поручительство друг за друга. Помощь. Благодаря чему евреи вообще выжили. Если посмотреть по историческим событиям, высшая сила словно толкала их к этому объединению. Огромная тема!

 – Многие евреи, особенно, постсоветские, до сих пор стараются избегать мыслей о своём еврействе, и уж тем более, разговоров. Вопросы самоидентификации для них бывают болезненными. А ты вот так запросто выступила на весь свет, рассказав о своей семейной истории. Это было для тебя легко? Или ты взвешивала, прежде чем публично заговорить об этом?

– Нет, я не взвешивала. Потому что, если существует внутренний импульс…

– Чем ты думала?!

– Ничем. Я вообще не думаю. Ну, стараюсь не думать. Потому что, если я начинаю о чём-то думать, это уже плохой знак! Мне лучше не задумываться. Внутренний порыв, импульс… Потом, я не то что категорически против, но не приветствую всяческие страхи, и считаю, что, если есть страх, его нужно, путём каких-то активных действий, преодолевать.

– Родители тебя за шиворот не схватили, не сказали: «Алён, почему такой фильм?»

– Ну, я уже в таком сознательном возрасте, что за шиворот… Да меня и в детстве особо не хватали… Потом, это настолько интересный проект оказался, что все выступили «за». Я знаю, почему… Действительно, этот страх живёт… Он передаётся из поколения в поколение… Я узнала, что мой папа – еврей, мне так «шепнули» это, когда мне было 20 лет, а так я вообще не знала. В нашей семье это скрывали, поскольку во время Второй Мировой немцы расстреляли сестру моей прабабушки.

– Даже в твоей семье не говорили. И – вот, появляется Алёна, и рассказывает всему свету… Что бы сказала на это твоя бабушка…

– Думаю, она бы только порадовалась. Об этом, конечно, не говорили в семье… Я иногда даже думаю об этом всем, у меня есть вопросы, и я сожалею, что не могу пообщаться сейчас на эту тему с бабушкой, поскольку её уже нет…

– Речь ведь не о том, что ты сама для себя узнала об этом. Речь о том, что ты сделала фильм. Сделала личную историю публичной.

– Потому что, слушай… Если оставить разговор о внутренних порывах… Когда я приехала из Израиля, я всем друзьям рассказывала, какая это страна… И я помню, мы с подружками сидели в кафе, я говорила им: «Я должна вам показать!». В воскресенье мы сидели в кафе, во вторник мы уже летели в Израиль, потому что мне хотелось им показать его именно с той стороны, с какой увидела его я!

– Сложно представить, что ты не смогла бы сделать этот проект, не заявляя о своей личной истории, связанной с еврейством. А так – и евреи могут сказать, что ты гой, полукровка…

– Люди всегда что-то говорят. Мне как-то вообще всё равно. Мне хотелось показать страну не с той стороны, что мы видим в новостях, потому что я это сама прошла. Новости – показывают одно, выжимают самое страшное, шокирующее, а на самом деле это всё совершенно по-другому. Другой мир. Все живут какой-то своей жизнью… Показать… Дать возможность зрителю соприкоснуться с другой стороной.

– Там ведь евреи не боятся говорить о своем еврействе.

– Там – нет.

– А здесь?

– И здесь, мне кажется, нет.

– Мы с тобой сейчас – в кафе внизу Андреевского, и тут рядом, на площади, до революции 1918 года были торговые ряды. Священник Александр Глаголев из храма внизу спуска, духовник семьи Булгаковых, ходил разнимать людей, когда они устраивали в этих рядах еврейские погромы.

– Он, кстати, знал иврит.

– Да, тогда священники обязательно изучали. В общем, кто-то кого-то на рынке зацепил – и это уже был погром. А потом, уже в 70-е – многие пытались жениться так, чтобы поменять фамилию, лишь бы никто не знал, что ты еврей… И сейчас есть люди, которые живут такими стереотипами всё равно…

– Слушай, ну у каждого должен быть свой опыт. Ну, реально! Каждый человек волен выбирать, что ему хочется, как он чувствует… Вообще, у меня не было каких-то стереотипов по поводу евреев, вот честно. Но мне было очень интересно: что это такое, как это… Какой-то совершенно другой мир, другие традиции. Это классно – что-то новое познавать, открывать для себя, если есть такая возможность… Я понимаю людей, но – пускай они говорят, какая разница… Кто-то хочет это в тайне держать… У меня такая профессия, что нужно себя выражать. Может быть, только благодаря этому, а так, кто знает, вдруг я тоже бы молчала. В любом случае, мир становится таким интегрированным… Что сейчас вот уже неважно, кто ты там. Я смотрю – вообще, смешанные браки, дети в них рождаются… И у евреев есть смешанные браки! Это – жизнь, пути Господни неисповедимы, и замыкаться на чём-то – это… Я – за то, что если ты можешь открыть что-то новое в себе, надо туда шагать! Я понимаю тех людей, которые боятся. Вот в Европе, кстати. Я была во Франции несколько месяцев назад, и рассказывала своим друзьям-французам об этом фильме. И они мне: «Ты что, Алён, как ты можешь так легко об этом говорить, это же очень опасно!». И впервые за всё время я внутри почувствовала какой-то испуг… Честно, я никогда об этом не думала! Для меня нет различий, кто там черный, китаец, африканец, еврей… Все люди достойны уважения. В Израиле у меня есть друзья – евреи и арабы!

– Всего несколько десятилетий назад еврей не мог выучиться в ВУЗе в Киеве, надо было ехать в маленькие городки, чтобы там получать среднее специальное…

– Сейчас другое время. Всё настолько меняется! И всему этому есть гораздо более глубокие причины, чем просто вот считать, что антисемитизм возник потому, что кто-то – «другой». Нет! Там есть глубокие причины, почему так нужно. Антисемитизм, погромы – они толкали евреев к другому. К объединению, к переезду. Вторая мировая война подвигла их построить государство, выбить эту землю, в конце концов. Без вот этих вот тёмных событий не было бы многих светлых.

– В самом деле есть вот это внешнее, «популярное» еврейство – с обучающими программами, с редкими поездками в Израиль, с осторожной, поверхностной, нерелигиозной самоидентификацией, и еврейство как таковое – религиозное? Ты разделяешь это для себя?

– Разделяю, поскольку это очень заметно, например, в Израиле, кто религиозный, кто нет. Когда приезжаешь в Иерусалим, это видно: на остановках женщины с книжечками молятся, в автобусах молятся… Это классно! Это прекрасно! В этом есть уникальность. «Мода» на еврейство? Ну почему бы нет? Да ради Бога. Даже если человек нееврей, и ему нравится общаться с евреями – пускай! Это обмен! Тем более, существовали же праведники мира, которые спасали евреев – всегда были такие люди… За всё это время гонений сейчас «отыграться» – это даже нормально. Ну вот было так, теперь – по-другому! Вообще, у евреев до сих пор есть такая черта – скрывать. В Израиле даже миллионеры ездят на Mazda 3, это максимум. Когда я там увидела Porsche, я чуть не упала в обморок, потому что там не принято выставлять это напоказ.

– В фильме заметно: когда ты спрашиваешь у людей, еврейка ли ты, выглядишь ли ты как еврейка, они как-то настороженно реагируют…

– Есть какая-то осторожность, потому что Израиль – государство, которое пребывает в состоянии перманентной войны, много всяких обстоятельств. Но я вот сейчас на улице в Киеве увидела женщину, у неё на айпаде – иврит, слова. Я, со своей привычкой к открытости, спрашиваю: «Вы что, едете на занятия по ивриту? Вы, наверное, иврит изучаете?!» Она на меня смотрит. Я ей: «Да я тоже год иврит изучала! Вы куда ходите? Наверное, в израильский культурный центр?» Она так: «Да, я туда хожу…», и очень быстро ушла, потому что ей было очень некомфортно, она не поняла мотив…

– Евреи зачастую не понимают, как об этом всем можно открыто говорить.

– Ну а если я китайский начну изучать?! Или вот в школе я фарси изучала… И что? Вообще, это всё – противопоставление себя другому миру. Я – за интеграцию. За открытость. Я и сама сталкивалась с не очень приятными ситуациями насчет еврейства, я некоторые вещи чувствую. Но вот это желание поделиться тем, что я видела, гораздо больше, чем какие-то внутренние неприятные ощущения или чьи-то взгляды, все вот эти «что обо мне подумают». На какой-то съёмке девочка-гримёр мне рассказывала: «Вот, я как-то работала с религиозными евреями, какая-то съемка, и это ужас: ты представляешь, они же ходят в париках, эти женщины…». Почему она считает, что это «ужас»? Потому что не знает, в чём суть вопроса. Потому что есть причина этому всему! В иудаизме самая соблазнительная женская «часть» – это волосы! Поэтому волосы нельзя показывать мужчине. Мужчина соблазняется именно этим. И если я – замужняя женщина, я должна их прятать. Для каждой такой вот детали есть много причин, больше, чем мы обычно принимаем во внимание.

– Ну да, но и еврейскую женщину, которая вот так открыто, на камеру, готова обсуждать вопросы еврейства, представить сложно… А ты так смело вошла в эту ситуацию.

– Это в силу моего характера. Для меня это: «О, прикольно! Ну, давайте фильм снимем!». Я сняла свою историю. Не для них! Каждый творческий человек всё делает для себя! Только для себя! Если бы мне было неинтересно, не было бы интересно моему сорежиссёру Алёне, этого бы проекта не было. Нам было интересно, прикольно, и мы просто делали это, в первую очередь, для себя, а потом уже – для кого-то. Но это только в силу характера, понимаешь? Если бы я обнаружила, что моя бабушка – латиноамериканка, я бы точно так же к этому всему подошла.

– Множество людей раздражает одно слово «еврей». А ты берёшь и входишь во все это… Причём, запросто.

– Я знаю, я сталкивалась… Наверняка у этих людей есть какие-то свои мотивы… Но вот даже в Православии, когда я сталкиваюсь с тем, что начинают «ругать евреев», мне это кажется определённым невежеством, потому что христианство возникло из иудаизма, и святые, апостолы были евреями. Не говоря уже об Иисусе Христе. Может быть, для кого-то это спорный вопрос, но очевидные вещи отрицать – это как-то…

– Как твои еврейские родственники воспринимали в семье, что твоя мать – нееврейка? Или бабушка сама хотела, чтобы её сын женился на нееврейке? Как ты считаешь, с чем может быть связано такое согласие еврейской матери?

– Моя бабушка воспитывала своих детей в абсолютной свободе. Никто ни на кого не давил. У меня папина фамилия. И моя бабушка вышла замуж за русского. Мою маму бабушка обожала… Не в каждой же семье… Они были вот такими людьми.

– Когда люди читают книгу Кузнецова о Бабьем Яре, или другие воспоминания киевлян, многие задаются вопросом: почему евреи пошли в Яр? В этой трагедии еврейская покорность обнажилась, и мир стал свидетелем чего-то чудовищного, что произошло вопреки непротивлению. Что ты об этом думаешь?

– Евреи – это борцы… Сложно сказать, почему они все туда шли, но покорность – это точно не еврейское качество. Что-то другое там было, наверное…

– В этом году – 75 лет трагедии в Бабьем Яру. Но тогда евреев расстреливали не только там, но и в других городах тоже. Что ты знаешь об этом для себя?

– Тётю моей бабушки убили под Харьковом. Их сдала соседка, которая очень завидовала, что у бабушкиной тёти были красивые вещи, и когда их расстреляли, она пошла и сняла с неё дорогой пуховый платок. Это страшно, правда?

– Там были массовые расстрелы?

– Да. К счастью, моя бабушка убежала в эвакуацию на Север. Ей тогда было 14 лет, она уехала вместе с родителями. После войны вернулись: бабушка потом училась в Харькове в университете. А Бабий Яр… Мне кажется, они до конца не верили, что их будут расстреливать… Может быть, они привыкли, что их куда-то перемещают… Может быть, есть более глубокая причина, и она связана с верой, всё-таки… Не думаю, что у евреев есть «комплекс жертвы» или что-то подобное… Это такая жертва для поколений… Не «я вот сейчас пожертвую собой», а – обстоятельства толкали к тому, чтобы была совершена вот такая жертва. После таких вещей происходят какие-то трансформации. Происходит что-то хорошее, это однозначно. Есть определенная сила в каждом еврее. Сила характера. И это не из-за того, ждёшь ты Машиаха или не ждешь. Просто воспитан вот такой дух: противостоять обстоятельствам. Вряд ли бы сейчас такое произошло уже…

– Для тебя чем еврейство уникально?

–  Ну, чувство юмора мне нравится! В Израиле оно очень необычное! Евреи – оптимисты. Да, они могут ныть и жаловаться, но внутри знают, что как-то справятся… Даже у нерелигиозного человека всё равно есть упование на высшие силы, на то, что Творец поможет, и есть памятование о том, что ты принадлежишь к избранному народу… И все их испытания – это признак избранности. Потому что не каждый это выдержит, не каждый народ так гоняют… Их же могли действительно уничтожить. А они до сих пор есть. Вообще, я не люблю никакую «избранность» – ни православную, ни еврейскую, и считаю, что каждый человек – уникален, и если он существует на Земле, значит, он для чего-то важного нужен… Но вот это внутреннее упование – я знаю, что оно у них есть. Что вот сейчас как-то всё разрулится, и будет «мазл».

[мазл, идиш: удача – מזל]

Текст: Полина Аксёнова,
журналист

Фото: fb Алёны Алымовой